Алекс Дубас о службе, которая несовместима с дружбой
«Я подъеду к вам в течение пяти минут», — уверенно прозвучал мужской голос в телефонной трубке.
«Пойдем, я запру тебя в ванной, — сказал я своей собаке. — Сейчас привезут продукты из магазина». Мой пес — дружелюбный парень, ему крайне важно все, что происходит в доме, буквально везде сует свой нос! Конечно, он непременно будет мешать разгрузке запасов на неделю — ведь там есть целая партия разных вкусностей. А уж то, что принадлежит ему, он чувствует за версту.
Звонок в дверь. Мужчина средних лет выгружает пакеты и пятилитровые бутылки с водой. Он крепко сложен, лысоват, его движения отточены — сколько раз в день в разных квартирах и домах он совершает одну и ту же процедуру? Сколько лет? На нем несвежий комбинезон, сандалии и майка, а на плече татуировка — и я не могу оторвать от нее взгляд! Аквалангист в ластах играет с дельфином, а на горизонте изображен огромный военный корабль в обрамлении двух якорей. Сверху надпись: КЧФ 89-91.
Эта аббревиатура расшифровывается как «Краснознаменный Черноморский флот». Человек с дельфином означает, что мужчина учился в севастопольской Школе водолазов. Две даты — годы службы. Кому, как не мне, знать об этом: ведь уже двадцать лет я ношу на плече точно такую же татуировку. С теми же цифрами. Стало быть, мы с этим товарищем — одного призыва. То есть в 1989 году мы были двумя из тех ста пятидесяти мальчишек, которых привезли в холодную крымскую весну в бухту Херсонес и распределили по казармам. На одном плацу, в один и тот же день мы вместе принимали присягу.
Наверное, он был из соседней роты, поскольку я его не узнаю. А время так меняет людей... Но тем не менее, велик шанс того, что мы подавали друг другу страховочные шланги. Проверяли — не поврежден ли дыхательный аппарат. Участвовали в одном марш-броске.
Он выгружал со своей тележки пакет с собачьим кормом, а я предвкушал, как сейчас покажу ему свою татуировку. Как он удивится и обрадуется. Как мы договоримся посидеть где-нибудь за стаканчиком и повспоминать действительно славные времена и хорошую службу. И девушек с севастопольской дискотеки «Ивушка». И строгого комбата. И смешного, доброго, картавого военврача Гауфмана с козлиной бородкой. И побеги в самоволки. И ночные погружения, когда ты, облепленный планктоном, светишься в темной подлунной воде... Но он опередил меня, сказав: «Вот у вас вроде центр, а одни чурки живут».
Действительно, по субботам и воскресеньям, когда клерки из местных офисов, банков и контор возвращаются в свои спальные районы, в наших сретенских переулках можно встретить немало мужчин и женщин из Узбекистана и Таджикистана. У них тоже выходные — и поэтому они, сменив оранжевые жилеты на нарядные платья, джинсы и джемперы, неспешно проводят свой досуг. Гуляют с детьми в парках, играют в футбол на спортивных площадках во дворах, гоняют на старых велосипедах и ходят в недорогие кафе и кинотеатры. Они тоже здесь живут. В подвалах и на чердаках. В небольших неблагоустроенных квартирах по несколько семей. Они улыбчивы и немногословны. Они — москвичи. И с некоторыми мы по-соседски приятельствуем.
Я ничего не ответил бывшему сослуживцу. Диалог на тему национальных вопросов в наше время — совершенно невозможен.
И метку свою ему тоже не показал, потому что очевидно, чем закончатся наши посиделки. Молча расплатился. Запер за ним дверь. Выпустил из ванной собаку. Гладил ее на несколько секунд дольше, чем обычно. И дал сразу две пачки вкусностей.